Лилия Бернес-Бодрова – биография

Лилия Бернес-Бодрова родилась в 1929 году. Своей известностью она в большей степени обязана своему второму супругу Бернесу.

Женщина родилась и выросла в Москве. Здесь же она работала, училась и строила планы на жизнь. Лилии нравился город, и после нескольких попыток из Москвы уехать на заработки в другие города, она решила, что в родном городе ей будет гораздо проще строить свою жизнь.

Молодая Бодрова окончила курсы машинописи, а так же стенографии. Некоторое время после того, как были окончены курсы, женщина работала в секретариате. Секретарит сельхоз Министерства. Затем была работа в Госснабе.

Этот период еще приходится на время СССР. Через некоторое время Лилию направляют работать в Венгрию. Однако ее тоска по дому заставляет ее бросить перспективную работу в чужой стране, и вернуться в родную, для девушки, Москву.

Первый брак

Через некоторое время Бодрова знакомится со своим первым супругом.

Их знакомство не произошло случайно. Люсьен был фотокорреспондентом, и однажды увидев Лилию уже не смог жить спокойно, и начал ее искать. Его поиски увенчались успехом лишь через два года.

Однако он очень любил женщину и был готов ради нее на многие поступки. Через некоторое время после заключения брака у пары родился сынок.

Они были очень счастливы и старались поддерживать друг друга во всем. Люсьен был не простым человеком, он был своеобразной знаменитостью того времени, о нем даже была написана книга.

Знакомство с Бернесом

Семья жила в достатке, ни Лилия, ни их сын ни в чем не нуждались. Кроме того, мальчика отправили учиться в одну из самых дорогих школ того времени. Во всех Москве была только одна школа с французским уклоном, поэтому большинство звезд предпочитали отдавать своих детей в нее.

Там и произошло первое знакомство между Лилией и Марком. Они приводили своих детей в одно учебное заведение и познакомились не сразу. Первая их встреча была не совсем полноценной. Женщина не была поклонницей творчества Бернеса и даже спутала его с другим артистом.

Однако ее супруг быстро объяснил жене, кто такой Марк Бернес, чем он занимается, а после представил Бернесу Лилию. Кроме того, что дети Марка и Лилии учились в одной школе, они даже сидели за одной партой и могли считаться друзьями.

Через некоторое время женщина пошла в школу на родительское собрание и там снова встретила Бернеса, который также пришел на собрание, однако не по причине необходимости. Ради того, чтобы увидеть женщину, в которую он влюбился с первого взгляда, Марк прервал гастроли в другой стране и приехал в Москву.

Женщина удивлялась вопросам от его дочери, когда она справлялась о ее здоровье от отца, а также была поражена, когда узнала, что Бернес рассказывает своим знакомым, что безнадежно полюбил Лилию Бодрову.

Марк Бернес стал активно добиваться женщину, к которой испытывал столь сильные чувства. Он ухаживал за ней, звонил, назначал свидания, устаивал романтические прогулки.

Через пару месяцев Бодрова сдалась и решилась уйти от мужа. Их общие знакомые негодовали. Ведь все было прекрасно, хорошая жизнь, любящий муж и ребенок.

Однако не все знали, что Люсьен был невероятным ловеласом. Женщина несколько раз пыталась разорвать отношения, но возвращалась, поверив в любовь своего мужа. Марк, решившись пойти на хитрость, все-таки добился своего. И Люсьен спокойно отпустил супругу к своему сопернику.

Последняя любовь Марка Бернеса

Веснушчатый паренек с хитрым прищуром и удивительной улыбкой, родившийся 8 октября 1911 года в Нежине, и в 17 лет переехавший из Харькова в столицу, не был особо одарен ни певчески, ни актерски, и все же стал великим Бернесом, неотделимым от истории нашей страны.

ПО ТЕМЕ

Любовные тайны Марины Цветаевой

Трагедия большой любви Роми Шнайдер

Маленькая бесстыдница Франсуаза Саган

Грязные сплетни о Коко Шанель

«Три года ты мне снилась»

…Они встретились 1 сентября 1960 года во дворе единственной тогда в Москве французской школы, где учились дети многих известных людей. Он, знаменитый певец и киноактер Марк Бернес, привел в первый класс свою дочь Наташу. Она, жена французского журналиста Лилия Бодрова, своего сына Жана. Увидев Бернеса и не узнав его, Лилия шепнула мужу: «Вон Крючков с дочерью». «Не Крючков, а Бернес», – поправил жену Люсьен, славившийся немыслимой красоты замшевыми пиджаками и одним на всю столицу автомобилем «Шевроле», и представил Лилию певцу, не думая о последствиях. Первой мыслью Бернеса, когда он увидел эту женщину, было «Я уведу ее из семьи»…

Ко времени знакомства с Бодровой Бернес уже три года был вдовцом – его первая жена, ровесница Марка, московская красавица Паола Линецкая умерла от рака в возрасте 45 лет. Он совершенно не мог без Паолы, очень страдал в одиночестве – «Марк без Паолы – не Марк», говорили друзья, – но в больнице ни разу ее не навестил – боялся заразиться. Домработнице наказал промыть все вещи в квартире, к которым прикасалась Паола. Однако уйти от судьбы никому еще не удавалось – Бернес тоже умер от рака.

Дети Бодровой и Бернеса сидели за одной партой, и на родительском собрании они, естественно, тоже оказались вместе – родителей усадили на места их детей.Лилия пришла в плохом настроении, потому что болела, а Бернес прилетел с гастролей специально, чтобы ее увидеть – с той встречи в школьном дворе он всем рассказывал, что влюбился. «Вы не хотите послушать Азнавура?» – неожиданно спросил Лилию Марк Наумович (их разделяла разница в возрасте в 18 лет). Он привез пластинку из недавней поездки во Францию и пригласил Лилию к друзьям на Кутузовский. Бернес был известным покорителем женских сердец, от чего очень страдала его первая жена Паола. Возвращаясь домой утром в аромате чужих женских духов, он говорил жене: «Здравствуй!» Остальное говорила она. Стоило Бернесу положить женщине руку на плечо, и та не могла ему отказать. Но в случае с Бодровой Марк Наумович был предельно осторожен и деликатен, словно боялся спугнуть свое неожиданное счастье.

Как Бернеса в карты проиграли

После того, как Бернес снялся в фильме «Ночной патруль» в роли Огонька, порывающего со своим криминальным прошлым, его жизнь повисла на волоске. Настоящие уголовники решили отомстить «ссучившемуся» Огоньку, отождествив его с артистом. Однажды поздно ночью в дверь Бернеса позвонил невысокого роста мужичок и сообщил, что «товарища артиста» … проиграли в карты, а, значит, должны убить, но имени убийцы он не назвал.

На следующее утро встревоженный Бернес отправился в Московский уголовный розыск. Шутка ли – за тобой всерьез охотится вооруженный преступник! Пока бандита выслеживали, к Бернесу была приставлена охрана, в состав которой зачис­лили бывшего телохранителя самого председателя Совета министров Булганина. С 26 октября по 1 ноября 1958 года Бернес в напряжении сидел дома¸ не выходя из квартиры. Отменили все концерты и выступления. Милиции удалось обезвредить убийцу, уже вышедшего на след артиста, и после этого Марк Наумович больше преступников не играл.

«Лиля, уходи из дома!»

Лилия Бодрова не сразу влюбилась в Бернеса. Он покорил ее своей искренностью, благородством, отсутствием позы, что часто бывает свойственно знаменитости. Ее семья была благополучной, но так казалось только внешне. Люсьен был настоящим дон-жуаном и не пропускал ни одной юбки. После каждой измены он клялся, что это в последний раз, а потом все повторялось сначала. Лилия была не из тех женщин, что прощают походы налево. Ей необходимо было вырваться из семьи, где ее так унижали, и Бернес сделал для этого все возможное.

Поначалу Люсьен спокойно отнесся к тому, что каждый день его жене присылает цветы какой-то незнакомец. Так продолжалось три месяца, и однажды Марк неожиданно сказал: «Лиля, уходи из дома». Бодрова в это время как раз собиралась ложиться в больницу. Она долго не решалась начать новую жизнь, советовалась с врачом, ее подруги недоуменно качали головой – уйти от такого шикарного благополучного мужчины, да еще француза! – но все-таки сделала это.

«Я вернулась из больницы и через несколько дней сказала мужу, что ухожу, – вспоминала Бодрова. – Люсьен заявил, что об этом не может быть и речи, он этого не допустит. Он долго кричал на меня, даже вызвал приятеля, чтобы тот не выпускал меня из квартиры, а сам поехал разговаривать с Марком. Они встретились во дворе того самого дома, в котором я живу по сей день, и начали выяснять отношения. Марк предложил: «Ну, что мы тут спорим, поедем к ней, пусть Лиля все и решит». А я все это время сидела и ждала. Наконец, муж вернулся и пробурчал, не глядя на меня: «Иди, он тебя ждет».

«Я люблю тебя, жизнь»

По собственному признанию Бодровой, закомплексованной первым мужем, с Марком она распрямилась. Он никогда мне не говорил: «Ах, какая ты красивая!» Но я знала: он счастлив оттого, что я рядом», – вспоминала Лилия.

Своей лебединой песней называл Лилию Бодрову Марк Бернес. И в самом деле, они были неразлучны. Не потому, что Марк ревновал жену, а просто хотел всегда находиться рядом. Если жена уезжала в гости к подруге, Марк опережал ее на машине и встречал в дверях вместе с подругой. Они всюду выступали вместе – без нее Бернес отказывался давать концерт, сделав Лилию своей ведущей. «Меня будет объявлять Лиля», – всегда предупреждал он. Если приглашали куда-то его одного, Бернес идти отказывался. «Разве вы не знаете, что я женат?» – говорил он. Вместе воспитывали детей, не деля их на своих и чужих. Сын Бодровой Жан первым стал называть Марка Наумовича папой, его никто не заставлял. А вслед за ним и Наташа, дочь Бернеса, когда Лилия заходила за ней в школу, радостно бежала ей навстречу с криком: «Мамуля!». Правда, повзрослев, Наташа уехала в Америку и перестала общаться с Бодровой, а Жан пытался отсудить у матери квартиру Бернеса в Малом Сухаревском переулке.

Страшная болезнь свалилась на Бернеса неожиданно. Вернее, болел он долго, ему ставили диагноз «радикулит», а тут вдруг, когда стало совсем плохо, признали рак легких. Тот самый, которого он так боялся, и от которого умер его отец. Сделать было уже ничего нельзя.

Марк Бернес пятьдесят один день пролежал в госпитале Бурденко, прикованный к постели, и скончался 17 августа 1969 года. Через три дня ему присвоили звание народного артиста СССР.

ЧИТАЙТЕ «ДНИ.РУ» В «ТЕЛЕГРАМЕ» – ИНТЕРЕСНЫЕ НОВОСТИ И ПОДАРКИ

Второй брак

Благодаря заботе второго супруга женщина расцвела, она стала помогать ему в организации его встреч. Это помогло им стать еще ближе. Говорят, что за недолгие, но счастливые 9 лет брака, пара редко ругалась, а главное, они не расставались на длительный период времени.

Марк Наумович дорожил Лилией, старался никуда не отпускать ее одну. Также он ревновал супругу, ведь она была невероятно красивой женщиной и многие хотели бы быть рядом с ней.

Но счастье Лилии Бодровой-Бернес было не долгим. Через 9 лет их счастливого брака, Марк скончался от рака легких.

Жизнь после смерти любимого

После смерти мужа в 1969 году женщина больше не выходила замуж, и данных о новых отношениях у нее нет. Она воспитывала двоих детей, отдавала им все свое внимание, а после сама стала тяжело болеть.

К сожалению, было некому ухаживать за больной женщиной, и за ней стали присматривать посторонние люди, ведь здоровье Лилии было очень шатким. Несмотря на это, в память о втором и любимом муже, она добилась для него мемориальной доски. Осталась жить в двухкомнатной квартире своего супруга.

По некоторым причинам с сыном и дочерью женщина не общается, сын даже пытался отсудить квартиру, но ему это не удалось.

Известно, что женщины есть внучка, которая хоть и не помнит своего дедушку, но с удовольствием составляла компанию своей бабушке в прослушивании песен Марка Бернеса.

Биография

Источник информации: журнал «КАРАВАН ИСТОРИЙ», ноябрь 1999.

Лилия Бернес-Бодрова фотография

Первого сентября мы привезли сына в школу (это была единственная на всю Москву французская школа, в ней учились дети многих известных людей). Выходя из машины, я увидела Марка: он держал за руку дочку, рядом стояла какая-то женщина (потом я узнала, что это домработница). Его лицо мне показалось знакомым, и я шепнула мужу: «Смотри, вон Крючков стоит». «Не Крючков, а Бернес», — поправил муж. И представил нас друг другу.
Реклама:
— Они приятельствовали?

Лилия Бернес-Бодрова фотография

— Нет, конечно, но мой муж всю жизнь работал фотокорреспондентом «Пари-матч» и знал очень многих.

— Так он француз?

Лилия Бернес-Бодрова фотография

— Наполовину. Отец Люсьена — француз, мама — русская.

— Не тот ли это человек, о котором упоминает в своей последней книге Андрей Кончаловский, — Люсьен Но, знаменитый московский иностранец, плейбой, обладатель немыслимой красоты замшевых пиджаков?..

Лилия Бернес-Бодрова фотография

— И единственного в Москве «шевроле». Да, это он. Когда я от него ушла, у наших знакомых был шок. Мои подруги, которым я рассказывала, что Марк сделал мне предложение, никак не хотели поверить, что я говорю серьезно: «Как? Ты готова уйти из такого благополучного дома?»

Лучшие дня

Марк знал, что происходит в моей семье, — об этом многие в Москве знали, шумная была история.

Лилия Бернес-Бодрова фотография

— Я тоже что-то слышала… Рассказывали, что ваш первый муж так любил женщин, что не мог пропустить ни одной…

— Несколько раз я пыталась от него уйти, он меня возвращал, клялся-божился, что это не повторится. Но все повторялось… Некоторые женщины с этим мирятся — я не хотела. Мне надо было вырваться из той семьи, а Марк сделал все, чтобы я ушла к нему.

Когда я приезжала за сыном в школу, ко мне всегда подбегала Наташа Бернес, чтобы передать от отца привет: «Папа вчера звонил из Ташкента, спрашивал, видела ли я вас, как вы себя чувствуете, как выглядите». Я не придавала этому особого значения. А потом было первое родительское собрание. Нас всех усадили на места наших детей, и мы с Бернесом оказались за одной партой. И вдруг он мне сказал: «Вы не хотите послушать Азнавура?»

Лилия Бернес-Бодрова фотография

Тогда в Москве никто не слышал о таком певце: знали Монтана, Эдит Пиаф и все, пожалуй. А Марк только что вернулся из поездки во Францию и привез пластинку, которая ходила по рукам, — он был очень увлечен Азнавуром. «Давайте поедем к моим друзьям, на Кутузовский, и там послушаем». К себе он почему-то меня не приглашал.

Лилия Бернес-Бодрова фотография

Мы поехали, и с того дня Марк начал мне звонить. Мы подолгу разговаривали, ходили на какие-то закрытые просмотры на «Мосфильм». Были бесконечные цветы — чуть ли не каждый день на пороге стоял посыльный с розами.

— А муж не пытался узнать, кто это засыпает вас цветами?

— Он ни о чем меня не спрашивал, делал вид, что не замечает. К тому же это продолжалось не так уж долго — три месяца. В начале ноября Марк сказал мне: «Лиля, уходи из дому». Это было так неожиданно… Я растерялась, стала говорить, что не знаю — у меня же сын, и потом я должна лечь в больницу, у меня не все в порядке со здоровьем… «Отлично, — сказал Марк, — выйдешь из больницы — и уходи».

И вот муж везет меня в больницу, мы выезжаем на Ленинградское шоссе, и вдруг я вижу мигающие фары встречной машины. Это был Марк — он уже доехал до больницы, узнал, что меня еще нет, и отправился навстречу — хотел проводить… Потом была больничная палата, знакомый врач, у которого я спрашивала совета, как мне поступить, — у меня же сын и муж, с которым я прожила столько лет, а Марка я совсем не знаю, только чувствую — я ему очень нужна. У него девочка растет без матери…

— Бернес, наверное, был очень обаятельным человеком.

— Очень, а в молодости так просто красивым. Когда мы познакомились, ему уже исполнилось сорок семь — он старше меня на восемнадцать лет, но удивительная улыбка, хитрющий прищур — все это осталось. Он мог подойти, положить руку на плечо — и женщина была готова на все. Правда, со мной он такого не проделывал — был очень осторожен, видимо, боялся спугнуть.

Поначалу я не была в него влюблена. Только чувствовала какое-то тепло и нежность — он очень трогательно ко мне относился, бережно, внимательно. Его терпеливое ухаживание, обещание спокойной счастливой жизни с двумя детьми было для меня важнее самых пылких признаний. Я вернулась из больницы и через несколько дней сказала мужу, что ухожу. Люсьен заявил, что об этом не может быть и речи, он этого не допустит. Он долго кричал на меня, даже вызвал приятеля, чтобы тот не выпускал меня из квартиры, а сам поехал разговаривать с Марком. Они встретились во дворе того самого дома, в котором я живу по сей день, и начали выяснять отношения. Марк предложил: «Ну что мы тут спорим, поедем к ней, пусть Лиля все и решит». А я все это время сидела и ждала. Наконец муж вернулся и пробурчал, не глядя на меня: «Иди, он тебя ждет».

— Как же он вас отпустил?

— Все решилось в дороге. Они ехали по Садовому кольцу на Ленинский каждый в своей машине и обменивались репликами из окна в окно. На первом перекрестке Люсьен спросил: «Это вы розы присылали?» «Я», — ответил Марк. Следующий светофор. «Вы с ней спали?» — «Да», — сказал Марк. Это была маленькая ложь, но он очень не хотел меня потерять.

Так все и случилось. Вечером, часов в пять, Марк меня увез, а на следующий день мы с ним и его дочкой пришли забирать из школы моего сына. Наташка в тот день была больна, пропустила уроки, он подбежал к ней, начал рассказывать про школу, что там было… Когда я ему сказала: «Жан, я сейчас съезжу за нашими вещами», у него округлились глаза. Но он первым стал называть Марка папой, никто его не заставлял. Наташа довольно долго никак меня не называла. Потом уже стала говорить «мама». Я приходила в школу, она бежала навстречу и громко кричала: «Мамуля!» — чтобы все слышали.

Друзья Марка приняли меня сразу. Я не понравилась только Никите Богословскому… и домработнице. Она была злая баба и к тому же привыкла считать себя в доме хозяйкой. А тут появилась молодая женщина, да еще и с сыном… Наташа росла без матери четыре года и каждый день утром привыкла есть сосиски. А я сына по утрам кормила манной кашей. Так домработница назло стала давать Жану ненавистные ему сосиски, а Наташу принялась пичкать манной кашей, которую девочка терпеть не могла. Когда по воскресеньям наша злобная тетка уходила, я лазала по углам и выгребала горы грязи.

Марк переехал в эту квартиру после смерти жены — что бы не оставаться в одном доме с людьми, которые видели, как она болела и умирала.

— Ее, кажется, звали Паола?

— В кругу друзей. На самом деле она была Полина Семеновна. Марк никогда мне о ней не рассказывал, но домработница насплетничала, что при Паоле он вел себя довольно свободно, Полина Семеновна переживала…

— Ходили слухи о его романе с Людмилой Гурченко…

— Вот это абсолютная неправда. Она снимала в нашем подъезде комнату и долго не была с ним знакома. В своей книге Люся сама рассказывает, как однажды ехала с Бернесом в лифте, но он не обратил на нее внимания. Потом уже, когда для нее настали тяжелые времена, не было работы, она просто пришла к нам и сказала: «Марк, мне очень плохо». И тогда Марк предложил ей выступать в первом отделении его творческих встреч, чтобы она немножко заработала. Никакого романа у них не было, это все сплетни.

— Лилия Михайловна, а почему ваши подруги так сокрушались, что вы ушли из благополучного дома? Разве у Марка Бернеса жизнь не была устроена? Популярнейший человек, символ советской песни, лауреат Сталинской премии…

— Он пережил очень тяжелые времена. Это, правда, было еще до меня, до того, как мы познакомились. У него умерла жена, и почти одновременно началась кампания в прессе, которая его чуть не уничтожила. В «Правде» появилась статья «Пошлость на эстраде», в «Комсомолке» — фельетон «Звезда на Волге…»

— Что-то связанное с машиной, по-моему? Кажется, Бернес кого-то сбил…

— Да ничего подобного, он просто не остановился, нарушил приказ милиционера. Эта статья была организована зятем Хрущева Аджубеем, который был тогда главным редактором «Комсомольской правды». Они с Марком когда-то не поделили даму, за которой оба ухаживали.

В это время проходил съезд комсомола. Марка пригласили выступить на закрытии. Тогда же все было регламентировано, программа концерта заранее определялась: допустим, ты можешь исполнить две песни, и не более того, как бы тебя ни вызывали на «бис». Марк спел свои две песни, но его не хотели отпускать: зал стоя скандировал Марку. Он за кулисы — а там нет никого из начальства, чтобы можно было спросить разрешения остаться на сцене. Как Марку потом рассказали, Хрущев, сидевший в ложе, с неудовольствием произнес: «Ишь ты, не может удовлетворить потребности молодежи, спеть лишнюю песню». Этого было достаточно для того, чтобы начать травлю Бернеса. Несколько лет у него не было ни концертов, ни фильмов, его никуда не выпускали.

Потом Аджубей подтвердил, что эта кампания была спровоцирована. В начале бО-х мы с Марком ехали в Болгарию на одном пароходе с группой журналистов, которые направлялись в Алжир. Когда в Констанце всех начали пересаживать в автобусы, к нам подошел Аджубей и извинился за все, что тогда было сделано. Марк сказал: «Ну что ты, Алеша, не стоит об этом вспоминать». На самом деле он очень болезненно переживал, что не снимается, что запрещают какие-то песни, что его не включают ни в одну официальную киноделегацию…

— Вы его жалели?

— Марк не давал повода для жалости. Но я видела, как ему трудно. Кино уже было в прошлом, ему оставались только концерты, творческие вечера, платили за них копейки…

Когда мы познакомились, я училась на курсах французского языка, но Марк сказал: «Никаких курсов, ты будешь работать со мной». Сначала я испугалась: как я выйду на сцену, я же никогда близко к ней не подходила! Но с первой поездки стала вести его концерты, и затем, куда бы Марка ни приглашали выступить, он всегда предупреждал: «Меня будет объявлять Лиля».

Это были безумно интересные концерты. Ночью после представления все собирались в номере — Лидия Русланова, Зоя Федорова, Гаркави — и начинались долгие разговоры. Это были не светские сплетни, к которым я привыкла в той, прошлой жизни с Люсьеном, а воспоминания о тюрьмах и лагерях, как люди возвращались после реабилитации, как их встречали в Москве. И никаких жалоб: «Ах, какие мы несчастные — сидели в карцере!» (Зоя Федорова, по-моему, все время сидела в карцере, потому что сопротивлялась.) Ко всему этому отношение было таким: это позади, теперь вот живем дальше, вся жизнь еще впереди. Зоя вспоминала, как приехала в Москву после освобождения. Ее дочь Вика все это время жила где-то в Казахстане с Зоиной сестрой и была уверена, что та ее мать. Когда они встретились, Зоя заплакала, а девочка никак не могла понять, в чем дело, и удивлялась: «Тетя Зоя, почему ты плачешь?»

Федорова и Русланова познакомились на пересылке во Владимирском централе. Лидия Андреевна была удивительная женщина, царь-баба. На кремлевские приемы приходила роскошно одетая, в бриллиантах, и как-то раз Сталин — я это от нее самой слышала — поинтересовался: «Неужели все это настоящее?» «Русская баба, — ответила Русланова, — должна быть во всем настоящей!»

— Говорят, что как раз за бриллианты ее и посадили…

— Это все болтовня. Ее посадили как жену врага народа, после того как репрессировали ее мужа, генерала Крюкова. Помню, как она возмущалась: «Мне там говорили, что Крюков такой богатый — пол-Германии вывез. Ничего он мне не принес в приданое, кроме своей дочери!» Причем говорилось все это при Гаркави, который когда-то был ее мужем — Русланова ведь от Гаркави ушла к Крюкову.

Колоритная была женщина, и силы невероятной. Однажды руководство лагеря пожелало устроить ее концерт. Она долго отказывалась, потом согласилась, вышла на сцену, обвела глазами зал: «А где мои товарищи? Если их не пустят, я петь не буду». Пришлось собрать заключенных. На первом же своем концерте в Москве Русланова опустилась перед публикой на колени…

Еще она рассказывала, как собирала по московским домам свои вещи, по музеям — свои картины: имущество репрессированных обычно конфисковывали, потом распродавали. У Михалкова, к примеру, она ковер свой обнаружила. Отвернула угол — а там знакомое клеймо: «Серега, это ж мой ковер!»

Марка окружали достойные люди, слушать их было интересно. И дом у нас был веселый, хлебосольный, к нам любили приходить — я хорошо готовила, и много.

Помню, как после ужина стояли на одной ноге возле стола балерины Ольга Лепешинская и Люся Юткевич — им надо было блюсти фигуру. У нас часто бывал тогдашний американский посол Томпсон, я его принимала. Уйма иностранных корреспондентов — французы, югославы… И смех был, и хохмы, и танцы — все что хотите.

— А песни? Марк Наумович пел, когда собирались гости?

— Никогда. Я помню, как-то в Одессе (там всегда были богатые люди) ему предложили: «Марк, ты не мог бы поехать на дачу, спеть, тебе за это хорошо заплатят». Марк ответил: «Я за столом никогда не пою». Он гордый был человек. Во Франции, когда мы уже объехали все побережье и вернулись в Париж, ему предложили остаться еще на неделю и выступить по телевидению. Марк спросил: «А в какое время?» — «В пять часов». — «А когда передают выступления Монтана, Азнавура?» — «В семь». Он подмигнул мне: «Знаешь, поедем домой». И в тот же день мы уехали.

— Бернеса так хорошо знали во Франции?

— У нас же там было много друзей, знакомых журналистов, они привозили пластинки Марка. Его песню «Когда поет далекий друг» Ив Монтан пел по-французски. Поэтому нам частенько приходили письма откуда-нибудь из Марселя от совершенно незнакомых людей, которые приглашали нас в гости.

Помню, как-то раз мы попали в Канн во время кинофестиваля. Из всей советской группы на прием пригласили Жанну Болотову, нас с Марком и жену Чухрая. Я себя немножко неловко чувствовала, поскольку у меня не было специального туалета. В том же положении оказалась и Жанна — ее багаж задержался в Париже. Сидим мы за столиками… А в нашей группе был грузинский актер, который, кстати, спустя несколько лет остался во Франции. На прием его никто не приглашал, но он каким-то образом туда попал и оказался за одним столиком с американцами. И вдруг он к нам подходит:

«Марк, я с твоей помощью могу выиграть пари. Только что вон тот американец мне сказал, что отдал бы все на свете, чтобы увидеть Марка Бернеса. Я сейчас его приведу». И подводит к нашему столику пожилого уже мужчину. Тот обнимает Марка, целует, взволнованно что-то говорит ему по-французски… Марк ничего не понимает. Потом, когда подошла переводчица, выяснилось, что этот человек — американский продюсер, который во время войны прокатывал «Двух бойцов».

— Говорят, Бернес вас страшно ревновал, не отпускал от себя ни на минуту…

— Это даже не ревность была, а желание всегда быть рядом. Порой до курьезов доходило. Помню, я собралась в гости к приятельнице — Жене Аркановой. Марк сказал: «Мне неохота. Я лучше дома полежу». Женя неподалеку от нас жила, на Самотеке. Я звоню к ней в дверь, она открывает — и я вижу Марка: он приехал на машине. Во всем должен был участвовать.

Он ревновал меня даже к детям. Вечером они делали уроки, я заходила к ним в комнату, чтобы помочь. А Марк открывал дверь, брал меня за руку и уводил: «У них вся жизнь впереди, а нам с тобой неизвестно сколько осталось…» Я должна была принадлежать только ему.

Но самое главное — он не мог без меня работать. Как-то его отправили в Польшу — по-моему, вместе с Майей Кри-сталлинской. Мой паспорт не был готов, и я осталась дома. Приезжает Марк в Варшаву — а через три дня звонок от посла с просьбой, чтобы меня немедленно отправили к Бернесу. Мне принесли паспорт на дом и чуть ли не вытолкнули за границу. Оказывается, Марк объявил: «Без Лили не буду выступать!» Если его приглашали куда-то одного, он отказывался: «Разве вы не знаете, что я женат?»

Тогда ведь это не было принято — даже члены правительства всюду ездили без жен. А я всегда должна была быть рядом. Но на полшага позади него. Как-то нас пригласили в Дом кино — праздник, застолье, ну и, как обычно, кто-то из знакомых здоровается, заводит разговор. Какая-то дама подходит к нам: «Марк, какая у вас прелестная жена!» Марк взял меня за руку и сухо сказал: «До свидания!» Больше он с ней не общался. Все знали, что не стоит делать мне комплиментов — Марк может ответить очень резко.

— А вы отмечали годовщину знакомства?

— Нет, мы просто считали, что всегда были вместе.

— Но ведь вы вышли замуж по сути дела за совершенно незнакомого человека. И не были в него влюблены…

— А что такое любовь, кто может сказать? Я никогда не понимала, как можно влюбиться с первого взгляда. Во что? В силуэт, голос, лицо? Чтобы полюбить человека, надо его почувствовать.

Когда мы встретились, я была настолько закомплексована своим первым мужем, что боялась голову поднять. А с Марком я распрямилась. Он никогда мне не говорил: «Ах, какая ты красивая!» Но я знала: он счастлив оттого, что я рядом.

Помню один смешной случай: отмечали 50-летие Зямы Гердта. А перед этим был юбилей Утесова, на который из Одессы доставили специально приготовленную фаршированную рыбу. Зяма тоже купил рыбы и принес мне: «Лиля, приготовь!» На банкете администраторы-одесситы стали спрашивать: «А кто фаршировал эту рыбу? Она же вкуснее, чем наша с Одессы!» Тогда Марк гордо объявил: «Это моя гойка готовила!» (имелось в виду — русская).

У него был взрывной характер, и мне часто приходилось сглаживать ситуацию, звонить людям и объяснять: «Ну, Марк погорячился, давайте не будем обострять отношения». Иногда кто-то из наших детей выводил его из себя, и тогда по дому летали тарелки. Все это было. Но я знала главное — он не может жить без меня. А в дни своей болезни Марк в буквальном смысле не мог без меня дышать: не давал врачам поставить капельницу, не позволял делать уколы, пока я не приду.

Его болезнь свалилась на меня как рухнувший дом. Он стал плохо себя чувствовать, жаловался, что нет сил. Конечно, он не один год был болен. Ему упорно ставили диагноз «радикулит», а в результате выяснилось, что это рак легких. Но поздно, уже ничего нельзя было сделать…

Когда его не стало, моя жизнь кончилась. Я осталась одна с двумя шестнадцатилетними детьми, которых надо было ставить на ноги. Шестнадцать лет — жуткий возраст, если у детей нет отца. Мне пришлось быть и мамой и папой, думать, как сделать, чтобы они не чувствовали сиротства, чтобы семья не развалилась. Все это было очень трудно. Я села за руль — починила старый автомобиль, который стоял с тех пор, как Марк попал в аварию. Прежде я никогда не водила машину. Многие наши знакомые говорили: «Если бы Марк сейчас открыл глаза и посмотрел!»

— Он считал вас беспомощной?

— А я такой и была. Я при нем не знала даже, сколько хлеб стоит. Марк обо всем заботился, все за меня решал. Ему казалось, что без него я ничего не могу сделать. Но вот видите, справилась… Вышли книги о нем, изданы компакт-диски с его песнями. Правда, за них ничего не платят…

— А как сложилась судьба ваших детей?

— Наташа окончила МГУ, факультет восточных языков (ИСАА), потом уехала в Америку с мужем, который очень хотел эмигрировать и ее уговорил. Сейчас она работает в какой-то фирме, живет благополучно, только, к сожалению, личная жизнь Наташи все никак не сложится. От первого мужа она ушла сама, второй ушел от нее. А ведь сорок шесть лет — уже не младенческий возраст, и она, конечно, очень страдает от одиночества.

А Жан закончил ВГИК, операторский международный факультет, но оператором никогда не работал. Так, ходил с камерой… Что он сейчас делает, я не знаю, у меня с ним нет контактов. Два года назад он пытался отнять квартиру Бернеса, снял со стены и унес фотографии, которые когда-то повесил Марк… В детстве Жан его обожал, просто молился на отца, и Марк гордился, что у него такой сын. Никому и в голову не могло прийти, какой из него вырастет мужчина…

Теперь вся моя надежда на внучку — Люсеньке двенадцать лет и она любит слушать песни Марка. Когда мне позвонили из Петербурга и сообщили, что его именем назвали планету, ей было всего четыре. Она широко открыла глаза и прошептала: «Бабуля! Какой же Марк знаменитый!»

Лиля Бернес-Бодрова
Николь
28.06.2006 12:13:30

Очень все приукрашено. Вязать ЛИля Михайловна научилась быстро, а готовить — большой вопрос. Они с Марком старались жить на заграничный манер без русского гостеприимства.

Лучшие недели